— Тебе разрешено общение с детыш в разумных пределах.
— В разумных пределах, О господи! - Он повысил голос. Почувствовал, что на лбу у него выступил пот. Общение в разумных пределах, крикнул он, это совсем не то, что еще нужно. Общение в разумных пределах — это бессмыслица, это идиотизм. Наступит день, когда они не пожелают проводить с ним вое- кресные дни, когда, что ни покажи им в Лондоне, нм все опротивеет. Тогда как быть с общением в разумных пределах?
— Успокойся, пожалуйста!
Он сел в кресло, в котором ему привычно было сидеть и раньше. Она сказала:
— Ты еще можешь жениться. У тебя будут другие дети.
— Не нужно мне других детей. Дети у меня уже есть. И я хочу, чтобы мы жили все вместе, как раньше.
— Слушай.
— Среди ночи у меня начинаются боли в желудке, Я просыпаюсь и не могу больше заснуть. Дети вырастут, я состарюсь. Я не могу начинать все сначала. У меня мужества на это не хватит. После того, что было с Дианой, Такая ошибка все переворачивает,
— Я выхожу замуж за Ричарда,
— Три недели назад,— сказал он, будто не слыша ее,— ты мне улыбнулась.
— Улыбнулась?
— Как прежде, Элизабет, До того как.
— Ты ошибся,- мягко сказала она.— Прости меня, пожалуйста,
— Я не говорю, что твой роман с этим человеком: надо кончить. Не говорю этого, потому что, учитывая все, я не могу пойти на такую дерзость. Ты понимаешь меня, Элизабет?
— Да,да. Понимаю, Мы с тобой можем остаться друзьями. Я уже больше не чувствую обиды. Может быть, это ты и прочел в моей улыбке.
— У тебя роман. Ну. пусть на полгода.
— Я люблю Ричарда,
— Это все рассосется. Пройдет год, и ничего не останется.
— Нет
— Элизабет, я люблю тебя.
Они стояли лицом к лицу, но не близко друг к другу. Его тело все еще покачивалось, Жидкость в бокале чуть колебалась, доходя до края и снова отступая назад. Она не сводила глаз с его лица: он похудел, думала она. Ее пальцы перебирали кромку подушки на спинке дивана,
— По субботам,- говорил он,— я покупаю меренги и вафли в кондитерской Фрита- в воскресенье с утра готовлю сандвичи. Потом варю сосиски и картошку себе на завтрак и, позавтракав, еду сюда.
— Да, да.
— Бею неделю я жду воскресенья.
— Дети тоже любят ваши поездки,
— Ты подумаешь об этом?
— О чем?
-О том, чтобы мы были опять все вместе.
— О, боже мой! — Она отвернулась от него,— Знаешь что? Уходы.
— Ты проведешь со мной наш день рождения?
— Я уже сказала тебе,— Голос у нее стал резкий и злой, щеки вспыхнули.— Ты что, не понимаешь? Я выхожу замуж за Ричарда. Мы поженимся через месяц, когда девочки узнают его поближе, К Рождеству мы уже будем мужем и женой.
Он замотал головом, будто опровергая в своем опьянении то, о чем она говорила, и выводя ее этим из себя. Потом пытался закурить; спички упали на пол у его ног. Он так и оставил их лежать там.
Она вскипела: уселся в кресле в ее квартире, пьяно смыкает глаза, незажженная сигарета в руке, спички рассыпаны по полу. Да, дети его, но она не жена ему; он убил в ней жену, оскорбил ее, бросил исходить кровью, и она назвала его тогда убийцей.
— Если я отпраздную с кем-нибудь наш день рождения, так это с Ричардом.
— Но ведь наш день будет потом, когда.
— Да бог с тобой! О чем ты говоришь? Я люблю другого!
— Нет.
— В наш день рождения,— крикнула она,— в эту ночь Ричард будет лежать со мной на той самой кровати, на которой девять лет лежал ты! Ты общаешься с детьми и большего требовать не имеешь права.
Выражение лица у нее было злое, в нем снова проступило ожесточение. Она сказала, не глядя на него:
— Все было так хорошо. У нас был счастливый брак. Девять лет мы были счастливы.
— И опять будем.
— Нет. никогда!
Он снова замотал голов ой, не соглашаясь с ней. Пепел сигареты сыпался ему на зеленый твидовый костюм. Глаза у него сузились, он смотрел на нее. будто не доверяя ее словам,
— Мы были счастливы,— повторила она шепотом, разговаривая сама с собой и все еще не глядя на него,— Ты повстречал в поезде женщину, и все,— ты убил наш брак. Пострадала я, а теперь я оставляю тебя. Ты общаешься с детьми по воскресеньям. Так определено законом, И это все.
Ее глаза скользнули по зеленому твидовому костюму человека, который был когда-то ее мужем, по его осунувшемуся лицу и но волосам, явно неприглашенным в тот день.
— Ты опустился,— сказала она, ненавидя себя за такие слова, но не в силах удержать их,— Ты опустился, потому что потерял уважение к самому себе. Я слежу за тобой неделю за неделей* Женщина, с которой ты встретился в поезде, взяла с тебя свою дань, и теперь ты, опустившийся, норовишь приползти назад. Неужели тебе не ясно, что ты уже не тот человек, за которого я вышла замуж?
— Элизабет...
— Раньше у тебя не было прожженных мест на костюме* От тебя не пахло зубной настой, когда должно бы пахнуть алкоголем. Каждое воскресенье ты, жалкий, стоишь в дверях, стараясь завести разговор со мной. Знаешь, как я к тебе отношусь?
— Я люблю.
— Мне тебя жалко.
