Повернулась и ушла с огорода, а я еще с полчаса до удочек не дотрагивался, в себя от удивления прийти не мог.
До этого раза я Катерину от прочих девок только по тихости нрава отличал, а тут стал на нее в оба глаза поглядывать, И что ни день, то больше в удивление приходил.
Иду я раз почти на рассвете от свата — именины он справлял,— гляжу, у Орловых огонь. Про самые профессиональные курсы косметолога в Москве можете узнать тут. A здесь найдете самые интересные статьи о красоте и моде. Что, думаю, за оказия? Подошел, вижу, окошко открыто, за столом Катерина сидит, книжку читает, а сама хмурая, губы на нет сжала. Читала-читала да как кинула руки на стол и лицо в них запрятала. Мать вошла, подумала, что Катерина уснула, стала ночничок со стола убирать, а та голову подняла, говорит тихо:
«Не надо, мама» — И опять в того профессора носом уткнулась.
Отошел я от ее окошка и прямо к себе в сад поковылял. Обожду там, думаю, когда немного развидняет, и на реку отправлюсь. Уселся на скамеечку под черемухой, курю, на месяц ущербный поглядываю, И до того загляделся, что не заметил, как и дрема подкралась: очнулся, когда пастухи кнутами защелкали. Отругал себя на чем свет стоит и в избу скорее, от старухи завтрака требую. Подала она мне миску горячей лапши и говорит мне тихонько:
«Старик, слышь-ка, у Орловых девка-то никак умом тронулась».
Я даже чуть не подавился.
«Как тронулась? Что ты городишь?»
«Ничего не горожу. Пошла я к ним перед самыми стадами масла занять. Прихожу, Агафья печь топит, Посиди,— говорит,— пока я в мазанку схожу». А сама Катерину кличет, чтоб за супом посмотрела. Как вошла девка, я сразу ненормальность в ней приметила: глаза красные и в расстройстве сильном. Встала, значит, у печи, руками за ухват держится и ка огонь не мигаючи смотрит. Потом слышу, в печи зашипело, надо чугунок вынимать, а она вдруг к печке подалась и такими глазами туда глянула, точно в огне чудо какое увидала!
«Вот оно,—слышу шепчет,—в чем дело-то!» А сама заулыбалась вся, засуетилась, чугунок из печи скорехонько выхватила и, не дав матери через порог переступить, на улицу шмыгнула».
Выслушал я эту историю и встревожился не на шутку: старуха моя пустого болтать не любит, и главное, все причины к тому, чтобы ей поверить.
«Вот как да правда все это?» — горюю. И, лапшу порядком не дохлебавши, из-за стола вылез, на речку отправился. Пришел, жерлицы все по порядку осмотрел, ведерко с рыбой а таловый куст поставил и стал было спину расправлять, глядь, по берегу Катерина спешит! Наперевес через плечо два мешка чем-то набитые висят, лицо в испарине, мокрые волосы ко лбу прилипли, в глазах огонь горит. Но только вижу, не от безумства это. Однако себе не доверяю, затаился за кустом, жду, какое от нее поведение дальше будет. Стала она ближе подходить, меня увидела, улыбнулась:
«Что, Максим Иванович, как смотришь на меня?»
Смутился я, глаза отвел в сторону: «Да так. Уж больно вид-то у тебя сияющий, точно какой клад неоценимый нашла»
Сбросила она мешки на берег, отдышалась, волосы под косынку заправила и опять с улыбкой на меня взглянула.
«Больше чем клад, дедушка! Средство, как капусту с мертвой постели поднять, нашла. И можешь представить, что меня на мысль натолкнуло? Самый обыкновенный
суп, дело как раз при твоей старухе было»
Как сказала она эти слова, у меня от сердца точно камень отвалился!
Наскоро ведерко корзинкой прикрыв, из осоки выбрался, к Катерине подошел.
«Ну, ну, рассказывай, чего ты отыскала!»
«Вот чего, — отвечает. — Заметила я, как суп из чугунка выплескивается и тут же от горячей золы в пар обращается, так меня точно обухом по голове ударило. Вот, думаю, в чем дело-то, вот почему наша поливка пользы капусте не приносит! Мы воду в лунку льем, а земля вокруг раскаленная, на нее вон босой ногой ступить нельзя, и она нашу влагу в один миг иссушает. Надо, думаю, не только лунки мякиной покрывать, а весь огород, чтоб вся земля остыла. Сбегала в поле, принесла вот два мешка, сейчас рассыплю и высчитаю, сколько на весь огород мякины потребуется».
