Жандарм протолкался на середину пещеры и начал разглядывать людей и обстановку. Последние новости про певицу и красавицу Виктория Бекхэм можете узнать тут. В одном углу пещеры на телеге лежали кузнечные принадлежности: мех, наковальня и молот; в другом —куча сухих ветвей на топливо, На ветках были развешаны грязные лохмотья. У огня, посреди пещеры, находилась постель всей семьи: брошенная на камень охапка полу гнилой соломы и куча сухих листьев и мха. На краю постели лежала невыделанная лошадиная шкура, которой накрывался старый цыган.
— Сколько вас тут? — снова грозно спросил жандарм, оборачиваясь к огню.
— Пятеро, панночку, пятеро,— ответил цыган и поднялся на ноги, дрожа от холода. Остальные цыгане тоже встали. Кроме старика, здесь была женщина, парень и двое маленьких, совершенно голых цыганят. Все они посинели от стужи и, казалось, опухли от голода.
— Чем же вы живете, бродяги? — продолжал свой допрос жандарм.
— Божьей милостью, папочку, божьей милостью. Кляча вот недавно подохла, так и мясо было.
— А давно вы тут?
— Две недели, панночку.
Покорные ответы старого цыгана
почему-то привели жандарма в ярость. В плаксивом голосе старика
и в ежеминутном повторении слова «панночку» жандарм чувствовал скрытую насмешку над властью.
— А много воруете в селах? — спросил он.
— Нет, панночку, мы ничего не воруем. Цыган Пайкуш не ворует! Цыган Пайкуш, пока жив, живет своими трудами. Вот, правда, теперь, когда погибла кляча, мыле можем никуда двинуться. Перебудем здесь, пока немного не распогодится.
— Пока нового коля не украдете!— передразнил его жандарм. — А ну, собирайтесь, марш со мною!
— Куда, панночку?— спросил старый цыган дрожащим голосом.
— Не спрашивай! Собирайся со своим поганым родом и племенем, пойдем в село. А там будет видно, что с вами делать.
Цыган стоял, остолбенев, а старая цыганка кинулась в ноги жандарму и закричала, будто ее резали:
— Панночку! Панночку! Голубь ты наш! Что тебе сделал старый Пайкуш, по тебе сделали бедные цыгане, что выгоняешь нас в такую стужу? Погляди, ведь наши детишки совсем голенькие, да и мы сами не выдержим такого холода. Смилуйся, панночку! Пусть бедные цыгане еще поживут на белом свете!
— Замолчи ты, чучело конопляное! — крикнул жандарм и оттолкнул старую цыганку. — Сейчас же собирайтесь!
Но тут вся семья — малые и большие, с воплями и плачем бросились в ноги жандарму и начали умолять его оставить их в пещере. Тем временем и жандарм одумался. Село еще далеко, дорога плохая и пустынная, надвигается ночь, трудно будет ему одному доставить в село всю эту ораву. Он быстро нашелся.
— Ну,— сказал,— чего ревете, глупые цыгане? Не бойтесь, л вас не съем. Пусть будет по-вашему — оставайтесь! Но слушай, старик, пока я не вернусь, не трогайся отсюда!
Старый цыган стоял как вкопанный. Он смотрел перепутанными глазами на жандарма, предчувствуя новую беду.
— Ну, чего ты уставился на меня, как недорезанный баран?! — крикнул жандарм. — Слышишь, что тебе говорят? Не смей отсюда трогаться, пока я не подойду на обратном пути, иначе горе тебе!
Старый цыган не двигался. Только цыганка сказала, низко кланяясь:
— Хорошо, панночку, хорошо.
Жандарм еще раз оглядел пещеру,
плюнул с отвращением и вышел.
— Бродяги проклятые! — ворчал он, е трудом спускаясь со скалы. — Куда забрались! Но я их все-таки отыскал. Теперь хоть какие-нибудь наградные будут!
