Будет ли у меня теперь кусок хлеба?

«Прошло уже три недели, как я возвратился в родной дом после демобилизации из армии. Когда из Меца меня отпускали домой, никто даже и не поинтересовался, есть ли у меня средства на дорогу и будет ли у меня там кусок хлеба».

Так начал рассказывать о своей горестной судьбе двадцатишестилетний Роланд Ланг — крестьянин из Монтрекьенна. В ноябре прошлого года в Алжире он получил тяжелое ранение, пришлось ампутировать ногу.

.Опираясь на костыли, он пристально смотрит на свою единственную ногу. Роланд Ланг никак не может смириться с тем, что он на всю жизнь остался без ноги. А ведь еще год тому назад он уверенно шагал по земле, расположенной по соседству с его маленькой фермой. Роланд уже не тот, каким был раньше. Сумеет ли он теперь держать в руках плуг и пахать, сможет ли отвести на водопой лошадей? После возвращения домой он целыми днями сидит на кухне и с безнадежной тоской смотрит, как престарелая мать одна занимается домашним хозяйством.

Мать Роланда, мадам Ланг,— вдова. На ее иждивении жил восьмидесятичетырехлетний отец. Он тоже был инвалид. Лет тридцать тому назад с ним на сенокосилке произошел несчастный случай, и ему пришлось отнять ногу. Роланд же, оставшись единственной опорой в семье, имел отсрочку от прохождения военной службы. Но, когда ему исполнилось двадцать пять лет, он все же в апреле 1955 года был призван в армию.

—    Когда мне ампутировали ногу,— продолжал свой рассказ Роланд Ланг,— никто не сказал, что нужно обязательно написать заявление для получения протеза. И если бы об этом меня не предупредил товарищ, я так бы на всю жизнь остался без протеза.

.Мы на дворе маленькой фермы. Через открытую дверь сарая в полумраке видны крупы коров. Оттуда доносится женский голос. Это мать Роланда говорит с животными, меняя им подстилку. Вскоре женщина выходит из сарая и направляется к нам. Глаза ее полны слез. Она вытирает их тыльной стороной ладони. Но слезы вновь выступают на ее глазах. Извиняясь, она говорит:

—    Я больше не в силах остановить слезы.

Роланд, не переставая, смотрит на свою единственную ногу. Лицо его багровеет. Он испытывает чувство стыда и досады от сознания, как матери тяжело одной вести хозяйство, ведь она выбивается из последних сил. Но может ли он помочь ей?

—    Когда мы получили это печальное известие,— вновь заговорила мать Роланда,— мой отец был еще жив. Он хорошо понимал, что значит крестьянину остаться без ноги. Весть о том, что его внук стал таким же калекой, как и он, убила его: через два часа он умер.

—    Как мы будем жить?—продолжала женщина. — Эту маленькую ферму мы построили сами. Большого труда это нам стоило. В 1944 году мы эвакуировались. Нацисты забрали у нас все до нитки. Возвратившись в свои родные места, мы снова взялись за работу.

Мой муж умер. Роланд пошел работать, чтобы кормить семью. По ночам он работал в мастерской, а днем — на поле. Так продолжалось целых пять лет. Нам удалось завести несколько коров. Но нужда заставляет нас теперь продать их. К тому же у меня нет больше сил за ними ухаживать. Через два года у нас не останется ни одной коровы, и мы будем разорены. Зачем посылали моего сына в Алжир?! Я даже не знаю, где находится эта страна. Разве он перестал быть полезным дома, занимаясь хозяйством?

Роланд Ланг поднимает опущенную вниз голову. В уголках его рта появляются складки горечи.

—    Незачем нас было посылать в Алжир, Нас погнали туда убивать друг друга ради интересов колонизаторов. А как скверно они к нам относились!