Екатерина Николаевна Карпович любила участвовать в больших совещаниях. Вам так же очень заинтересует это школа парикмахерского искусства. Ей нравилась их деловая и вместе с тем праздничная атмосфера, гул голосов в коридорах, внимательная тишина или шум волнения в зале. Было приятно, когда ее встречали: «А! Привет миллионерам! Как жизнь?» С чуть приметной довольной улыбкой она наблюдала, как рассматривают ее снопик, подсчитывают и удивляются, что на каждом стебле больше сорока коробочек.
Своим крупным, твердым почерком она исписала целый блокнот и, когда на трибуну поднялся Хрущев, открыла другой. Но вскоре она блокнот отодвинула и вся превратилась в слух. Она бы не могла точно передать все слова, но смысл запомнила крепко Он сводился к тому, что в Сибири еще не научились по-настоящему заниматься животноводством, хотя возможности для этого огромные. Нужны не только
корма. Нужна высокая культура во всем комплексе воспитания, кормления и выведения продуктивного скота. Многие этого не понимают или не хотят понять, боятся хлопотливой работы.
Екатерина Николаевна сразу вспомнила контору правления, маленькую девушку возле двери, ее ломкий голос: «Вы просто не желаете».
— Скажет же, не желаю! — пробормотала она, отвечая своим мыслям.
.В правление колхоза она пришла, как всегда, в шесть часов утра. Наташа неподвижно сидела у стола, перед ней лежал лист бумаги. Из-за ее плеча Екатерина Николаевна прочла: «Председателю правления колхоза имени Жданова. Прошу откомандировать меня в распоряжение» Дальше она читать не стала и опустилась на стул рядом с Наташей. Та повернула к ней похудевшее лицо с темными кругами под глазами. Словно продолжая начатый разговор, Екатерина Николаевна спросила:
— А как бы вы хотели поставить у нас работу.— Она чуть было не сказала «товарищ Михайлова», но, взглянув на черные крендельки косичек на затылке, на маленькую, еще по-детски пухлую руку, произнесла: — Наташа?
В лице у девушки что-то дрогнуло, она пошевелила губами, но заговорила не сразу.
— Если вас интересует.
Начала она сухо об учете, о рационах, о сроках отела, потом, рассказывая о зеленом конвейере, увлеклась:
— Понимаете, что это значит — сочные корма до глубокой осени? Это не две тысячи литров, а три, четыре!.
— Понимаю,— сказала Екатерина Николаевна.— Вы приготовьте свои предложения, мы соберем специальное правление.
Потом она развернула пакет с книгами по животноводству, привезенный с совещания, и показала Наташе.
— Посмотрите, эти для меня годятся? — И, пока девушка перебирала книги, она говорила доверительно, как своему человеку: — Трудно мне. Ох, и трудно! А нужно. Придется, верно, по ночам.
Вошел Драница.
— Вы здесь, Екатерина Николаевна, а я вас ищу!
— А как «именинники»?
— Работают кое-как.
— Это мы с вами виноваты. Мы!—сказала она убежденно.— Люди молодые. Душа у них радости просит, А мы что им даем? Раз в месяц кинокартину, от которой мухи дохнут. Нет, давайте, Иван Антонович, думать. Давайте крепко думать.,
— Черт с ним, с Корниенкой! — решила Наташа. — Неужели же не заставим его работать? — Она перевернула лист и на обороте стала писать предложения для специального заседания правления.
