Он замотал головой. Нечего его жалеть, сказал он, вспомнив вдруг пожилую продавщицу в кондитерской Фрита. Он осмотрел свой костюм и увидел прожженные сигаретами места, о которых она говорила.
— Пойду приготовлю кофе,— сказала Элизабет.
Она вышла. Он поступил жестоко тогда. и Диана тоже поступила жестоко, а теперь жестока Элизабет, потому что у нее есть право на это и она подчиняется инстинкту.
Он увидел в дальнем конце комнаты бутылку гордоновского джина, так красиво — под цвет зеленым бокалам — и чуть посветлее сок лайма. Он пропутешествовал туда, задевая на ходу кресел. Джина в бутылке было немного. В холле он услышал голоса: голоса детей в ванной, негромкий разговор Элизабет с темноволосым на кухне. «Вот бедняга!» — говорила Элизабет, Он вышел из квартиры и спустился вниз.
Лил сильный дождь. Он шел под ним,думая: так лучше всего — уйти незаметно, без сцен. Все уладится, он знал это, был твердо в этом уверен. В воскресенье, примерно за месяц до дня их рождения, он приедет сюда и по лицу Элизабет поймет, что тот, темноволосый, исчез навсегда, так же, как исчезла Диана. К тому времени он снова устроится на работу, на лучших условиях, чем когда- либо предлагал ему краснолицый сэр Джеральд Траверс. В свой день рождения они покаются друг перед другом, перевернут страницу и начнут новую жизнь. Пересекая Эджуз роуд к бару, где обычно проходили его воскресные вечера,он услышал свой собственный голос, бормочущий, что понятно, почему она мстит ему, понятно, почему старалась унизить его, говоря: «Ты опустился». Ясно, почему она так говорит; кто же ее осудит, после того, что ей пришлось перенести. У себя дома в Барнсе он сидит вечерами у телевизора до конца всех передач. Немножко выпивает, случается, дремлет с сигаретой. Вот почему костюм у него прожжен в нескольких местах.
Входя в бар, он похвалил себя кивком головы, что не стал рассказывать об этом Элизабет. Понедельник, вторник, среда, думал он, четверг, пятница. В субботу он купит меренги и вафли, а потом придет воскресенье. Будет готовить сандвичи, слушая очередную серию «Семейства Арчерое», а в три часа позвонит в их квартиру. Он улыбнулся, думая об этом, представляя себе мысленно лица своих детей и прелестное лицо их матери. Он заронил в голову Элизабет эту мысль, и хоть она даже рассердилась на него, потом все равно подумает — подумает и поймет, что сама того же хочет.
Он пил джин с соком лайма, тихо посмеиваясь над тем, что так расстроился, когда дети впервые рассказали ему про темноволосого человека, который сажает их к себе на колени. Джин с соком лайма —настоящий «буравчик», сказал он официантке. Она улыбнулась ему. Он празднует один денек, поведал он ей, который придет в свое время. Ведь нелепо, говорил он, что женщина, с которой он случайно встретился в поезде, столько всего натворила, что теперь, когда все это кончилось, он должен неделю за неделей мазать маслом хлеб для сандвичей с пастой «Мармайт» и с помидорами,— Вы меня понимаете? — пьяным голосом спросил он официантку.— Такая нелепость, что диву даешься!.. Тот человек уйдет* потому что так, как сейчас, это немыслимо— Официантка снова улыбнулась и кивнула головой. Он угостил ее стаканом пива. Он заплакал, отсчитывая деньги на пиво, и кончиками пальцев тронул щеки, смахивая с них слезы, Каждое воскресенье он плакал в конце дня, когда приходил сюда после общения со своими детьми, Официантка подняла стакан, как она всегда делала. Оба выпили за тот грядущий день, когда ошибка, которую он совершил, будет зачеркнута и снова продлится счастливый брак,
— Ведь это же нелепо! — сказал он,— Просто нелепо!
