Анненкова вспоминала, как поразили ее тогда впервые услышанные слова: Россия, русские. И однажды в компании сверстниц, когда подружки рассуждали
о том, какие женихи им больше по душе, Полина вдруг сказала твердо и серьезно, заставив посмотреть на нее почти с испугом: «Я выйду замуж только за русского».
Их свадьба состоялась 4 апреля 1828 года. Все жители, и стар, и млад, пришли к церкви. Весть о необыкновенной невесте разнеслась по округе, и народ любопытствовал: что за враля прикатила к ссыльному? Ничего не скажешь, хороша, только лицо у нее для свадьбы не по правилу веселое, голос звонкий, речь быстрая. И то правда, на нее глядючи, самому улыбнуться хочется. Вот н каторжные с женами вроде повеселели.
Но вот всеобщий говор и шум стихли, точно повинуясь какому-то знаку. Все смотрели на группу приближающихся людей. Анненкова вели под конвоем. Кандалы были не по его высокому росту, и шел он неловко. Звяканье цепей нарушило мертвую тишину. На паперти кандалы сняли.«Церемония продолжалась недолго,— вспоминала Полина Анненкова,— священник торопился, певчих не было. По окончании церемонии всем троим, то есть жениху и шаферам, надели снова оковы и отвели в острог. Дамы все проводили меня домой. Квартица у меня была очень маленькая, мебель вся состояла из нескольких стульев и сундука, на которых мы кое-как разместились.
Спустя несколько времени плац-адъютант Розенберг привел Ивана Александровича, но не более как на полчаса».
Так окончился день их свадьбы. Во всех историях о любви здесь принято ставить точку. «И стали они жить-поживать» Дальше обычно не спешит заглянуть любопытный читатель и слушатель. А, между прочим, зря, ибо именно после звона свадебных колоколов начинается незримое и жестокое испытание любви. «Супружество должно беспрерывно сражаться со всепожирающим чудовищем: с привычкой»,— утверждал великий знаток человеческих душ Оноре де Бальзак. Кажется, молодоженам- декабристам здесь повезло. Какая там привычка? Иван, как и его товарищи, в остроге. Всего-то и счастья — сготовить обед, сунуть чугунок в узкое окошечко и вернуться в одинокое жилище, из которого стужа уже вытянула тепло.
